Ошибки М. Н. Покровского в вопросах преподавания истории

I

С момента основания в 1919 г. Государственного ученого совета при Наркомпросе (ГУС) до 1932 г. М. Н. Покровский был бессменным его председателем. Под его непосредственным руководством проходила вся научно–методическая работа Наркомпроса. В частности, при его личном участии вырабатывались программы по истории. Его книги долгое время были основными пособиями для учителей и учащихся. Поэтому для преодоления влияния антиленинских, антимарксистских исторических концепций Покровского чрезвычайно важно разоблачить также его ошибочные взгляды на вопросы преподавания истории.

«Зачем нужно заниматься историей? — пишет Покровский в одной из своих последних статей («Ленин и история»). — Многие думают, что совсем не нужно, — что нужно заниматься только современностью. Или что история служит только так, для развлечения, или, в лучшем случае для «поучения». Если сказать, что без некоторого исторического образования — как и без некоторого философского образования — нельзя быть марксистом, иной широко раскроет глаза. Еще недавно спорили, учить ли в школах истории или нет, хотя Ленин требовал этого самым настойчивым, самым неукоснительным образом».¹

Да, совершенно правильно указано, что В. И. Ленин всегда настойчиво и неукоснительно требовал преподавания истории в нашей школе, правильно указание и на то, что, вопреки категорическому требованию В. И. Ленина, велись споры, изучать ли историю в школе, или нет. Но говоря об этом, Покровский забыл одну «маленькую» деталь, а именно, что именно он, Покровский, больше, чем кто–либо другой, повинен в этом антиленинском пренебрежении к преподаванию истории в нашей школе.

По вопросу о преподавании истории в советской школе у Покровского не было твердых, устойчивых, взглядов. В первых программах по истории (1920) Покровский защищал историю как самостоятельный предмет преподавания в школе и стоял за широкий систематический курс всеобщей и русской истории.

Когда же историк М. Н. Коваленский и автор антиленинской «теории» отмирания школы Шульгин выступили с левацким предложением полностью уничтожить преподавание истории и заменить ее изучением современности, Покровский согласился с ними и провел это вредительское предложение в жизнь. Поэтому в 1922–1923 гг. Покровский переходит на позицию полного отрицания истории как предмета школьного обучения. В это время вводится так называемое «комплексное обучение», сведшее на–нет все отдельные предметы преподавания. Обосновывая отмену преподавания истории и введение преподавания обществоведения, Покровский еще в 1926 г. писал: «Старая школа во всех областях, в том числе и в области изучения истории, ориентировалась на прошлое… Отсюда понятно, что история изучалась, как тогда говорили, систематически, начиная с самых древних времен… Разумеется, мы в таком порядке изучать историю не модем и не должны. Марксизм и ленинизм ориентируются не на прошлое, а на будущее».²

Отменив преподавание истории в качестве самостоятельного предмета, Покровский высказывается за изучение учениками 5–7 классов отдельных «картин» по истории. Эти «картины» мыслились только как средство для познания современности при сравнении с прошлым. По Покровскому, преподавание истории в 5–7 классах должно было ограничиться показом только этих не связанных между собою «картин», без соблюдения историко–хронологической последовательности и без какого бы то ни было разбора и обобщения исторических событий. К этому следует добавить, что в 1927 г. многие наши школы (семилетки) не имели 2‑го концентра (8–9 группы), до которого Покровский откладывал изучение истории. Таким образом, выходило, что, даже формально соглашаясь на введение отдельного курса истории во 2‑м концентре школ II ступени, Покровский фактически проваливал преподавание истории в советской школе, причем там, где были 8–9 группы, история изучалась схематически, абстрактно, как сухая «история общественных форм», а не как живая гражданская история.

Такое положение продолжалось до постановления ЦК ВКП(б) от 5 сентября 1931 г., когда история была восстановлена в правах самостоятельного предмета.

II

В своем докладе «Схемы II ступени» в 1923 г. Покровский указывал, что «если мы присмотримся к истории вопроса о программах, то мы получим диалектическую триаду: теза, антитеза и синтез».³

Разберем подробнее, как с помощью гегелевских «триад» Покровский излагает эволюцию программ по истории, и посмотрим, как на самом деле обстоял вопрос с программами. ’

«Первое, — говорит Покровский, — это был трудовой метод, когда признавался только трудовой метод обучения и не признавался метод изучения по книге, когда нужно было изучать все среди природы, в мастерской, а книга могла играть роль только последнего подсобного средства самой последней категории. По этому пути шли довольно долго, и когда я в 1918 г. предложил поставить на конкурс учебник по истории, то это было встречено улыбкой и указанием, что это крайне нелепая задача: зачем книга по истории? Будут учиться иначе, будут учить историю методом трудового изучения, будут даваться макеты, будут драматические воспроизведения моментов прошлого и т. д.».⁴

Покровский с этим согласился и стал ревностным проводником «трудового метода». Такая быстрая сдача позиций для Покровского чрезвычайно характерна: сперва он предлагает создать учебник и сразу же отказывается от своего предложения, соглашаясь на введение пресловутого «трудового метода».

С помощью гегелевской «триады» Покровский оправдывает уничтожение преподавания основ наук, произведенное «леваками» из Наркомпроса осенью 1918 г. Уже тогда некоторые ретивые члены коллегии Наркомпроса проповедовали изучение учениками капиллярности путем мытья пола грязной тряпкой, требовали полного самообслуживания школы во всех ее нуждах, стояли на антиленинской позиции — за отмирание школы. Естественно, что ничего, кроме полной ликвидации изучения основ наук, из этой вредной мелкобуржуазной утопии не могло выйти.

«Года через три оказалось, — продолжает Покровский, — что средств материальных и человеческих не достаточно для этого идеала и он воплощен быть не может. Естественно, произошла реакция».⁵ Вот и все, что в 1923 г. смог Покровский сказать о левацких загибах Наркомпроса. Оказывается, все дело было будто бы только в недостатке материальных и. человеческих средств, хотя и при любых условиях эта мелкобуржуазная утопия, в корне противоречащая марксизму–ленинизму, не могла быть проведена в жизнь.

Как же Покровский изображает эту «реакцию», этот новый «этап» в развитии школы. Вот что он пишет об этом: «Программа, разработанная Соцвосом два года тому назад, не только является программой совершенно книжной, но и имеет очень мало общего с трудовым методом. По крайней мере, в отношении программы по истории, в составлении которой я принимал деятельное участие, я не вижу, как связать ее с трудовой школой. Со школой — да, но при чем тут трудовая? Получилась программа книжная, правда, не бесполезная для учителя, поскольку она помогала разобраться в предмете. И эта программа стремилась оживить старые материалы, устаревшие до смешного, устаревшие до того, что только благодаря действительно бесконечной привычке можно было с этой устарелостью мириться. И польза известная была, но это по отношению к предыдущей стадии программы — антитезис».⁶ Таким образом, по словам Покровского, программы 1920 г. являются «отрицанием» предыдущей программы. Непонятно только, как можно отрицать пустоту, так как никаких программ по истории в 1918–1920 гг. не было.

В 1920 г. были изданы отдельной книжкой «Примерные программы по истории для школ II ступени», разработанные Комиссией по преподаванию общественных дисциплин в школе II ступени. На этом документе, в составлении которого Покровский, по его словам, принимал «деятельное участие», необходимо остановиться подробнее.

Прежде всего естественно возникает вопрос, что же понимали составители программы 1920 г. под историей. На это дает ответ объяснительная записка к программе. «История должна преподаваться, — говорится в объяснительной записке, — как очерк исторической эволюции различных сторон человеческой культуры в их взаимной связи и обусловленности; школьное изучение истории должно быть введением в понимание исторического процесса развития и в понимание движущих сил этого развития, причем должно быть выяснено обусловливающее вое стороны этого процесса значение экономической эволюции».⁷

Это какая–то социологическая галиматья. Живую гражданскую историю, т. е. конкретный исторический процесс классовой борьбы в определенной стране во всех ее многообразных формах записка подменяет богдановской «историей культуры». Самый исторический процесс берется вне классовой борьбы. Сказано только, что история культуры берется «как процесс развития», но не указано, что под этим подразумевается. На первое место выдвинуто «значение экономической эволюции». Это выпячивание только экономического фактора является типичным выражением пресловутого экономического материализма, на почве которого стояли меньшевики и от которого не освободился и Покровский.

Господство богдановское–меньшевистской методологии в программе 1920 г. отнюдь не случайно. Дело в том, что, кроме Покровского, авторами этих программ были заклятые враги рабочего класса: меньшевики Абрамович (один из лидеров II Интернационала), Денике (сподручный шпиона Бухарина и Гильфердинга) и Рубин, осужденный Верховным судом СССР в 1931 г. по делу меньшевиков. Эти враги при попустительстве Покровского сознательно составили вредительскую программу 1920 г. Антимарксистская, антиленинская установка проявляется во всех высказываниях как объяснительной записки, так и самих программ. Меньшевики протаскивали свою установку решительно по всем вопросам. Антинаучная богдановщина — эта «философия мертвой реакции» — лежит в основе всех этих меньшевистских построений. В записке прежде всего всячески подчеркивается, что в основе истории лежит не классовая борьба, как учат Маркс — Энгельс — Ленин — Сталин, а зоологическое приспособление человека. Авторы программы предлагали «дать фактически обоснованное и конкретное представление о закономерности процесса развития, коренящегося в особых формах приспособления к жизненным условиям, свойственным человеку как зоологическому виду, и приведшего к тому, состоянию человеческого общества, которое дано нам в современности».⁸

Известно, что классики марксизма–ленинизма всегда предостерегали от перенесения биологических закономерностей в сферу общественных явлений, движущей силой которых является классовая борьба. Меньшевики же сознательно отбрасывали идею классовой борьбы и наменяли ее биологическими «формами приспособления». В этом, как видно, Покровский был с ними согласен. Известно, что еще в «Очерках истории русской культуры» Покровский пытался, например, вывести религию из биологического страха смерти, присущего будто бы всем животным.

Единый процесс общественной жизни меньшевики вслед за буржуазными социологами изображают в виде отдельных вертикальных разрезов, проходящих через все периоды истории. Вот что сказано в объяснительной записке в обоснование того, как надо преподавать историю культуры: «От древнейших каменных орудий до современной паровой, электрической и радио–техники; от первобытного коммунизма до проблемы превращения капиталистического хозяйства в социалистическое; от группового, стадного быта до современной государственной организации; от слабо оформленного до логического мышления, от простейшего анимизма до научного мировоззрения и сложности идеологий в нашем обществе, — таковы в самых общих чертах те вехи, которыми намечается многостороннее рассмотрение эволюции человеческой культуры».⁹

Что дает такая схема «многостороннего изучения эволюции человеческой культуры» взамен изучения гражданской истории? Она разрывает единый процесс гражданской–-истории на ряд отдельных изолированных частей и дает возможность в каждой из них проводить вредительские меньшевистские установки. В самом деле, что значит изучать технику вне ее зависимости от общественных отношений. Это значит стать на точку зрения самодовлеющего, независимого от экономики развития техники, т. е. на антиленинскую точку зрения врага народа Бухарина. А это в свою очередь приводит к буржуазному реставраторству. Впрочем, для господ Абрамовичей, Денике и Рубиных это только и было нужно.

В программе для детей в советском социалистическом государстве указывается эволюция от группового, стадного быта до «современного государства». При этом совершенно не указано, о каком же именно государстве идет речь — о буржуазном или социалистическом. В своей классической работе «Государство и революция» В. И. Ленин писал: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа».¹⁰ Программа же ничего не говорит о диктатуре пролетариата. Конечно, все меньшевики во главе с Каутским ополчились тогда, как и сейчас, против диктатуры пролетариата. На то они и меньшевики, но странно и чудовищно то, что коммунист Покровский солидаризировался с ними и не включил в программу школ РСФСР изучение диктатуры пролетариата. Надо при этом отметить, что свой «Очерк истории русской культуры» Покровский строил как раз по таким же неправильным, антимарксистским, антиленинским вертикальным разрезам.

Вместо марксистско–ленинского учения об общественно–экономических формациях, меньшевики излагают учения буржуазных ученых о фазах культуры и вредную богдановщину. Вместо конкретной истории излагается контрреволюционное учение о двух циклах развития человечества. «Первый представляет собою историю древности или древнюю, второй же до сих пор по традиции, основанной на уже изжитых наукой представлениях, разделяется на историю «среднюю» и «новую», но должен рассматриваться как единое целое… Параллелизм (в основном) обоих циклов должен быть использован при построении плана школьного изучения истории. Ознакомление со вторым циклом будет отчасти восполнять прослеженный на первом цикле очерк эволюции и в большей мере давать базу для более широких обобщений».¹¹ Объяснительная записка в заключение требует «освещения исторических данных в определенной связи и обусловленности с установлением функциональной зависимости всех сторон человеческой культуры от степени развития производительных сил и экономической организации».¹² В. И. Ленин в своей классической работе «Материализм и эмпириокритицизм» разоблачил эту «функциональную зависимость» Маха как разновидность идеалистического отрицания объективной причинной зависимости.

Функциональная зависимость у меньшевиков имеет вполне ясный политический смысл. Если в истории господствует только фатальная функциональная зависимость, то людям нет никакой необходимости воздействовать на этот независимый от них слепой процесс развития истории.

В этих вреднейших «программах» имеется и статья Покровского: «Объяснительная записка к программе по новейшей русской истории в школе II ступени» (стр. 37–44). Покровский пытается здесь объяснить «величайший исторический переворот, какой когда–либо переживала Россия — революцию 1917 г.».¹³ При этом Покровский допускает крупнейшую ошибку: вместо того, чтобы говорить о февральской буржуазно–демократической революции 1917 г., о процессе ее перерастания в социалистическую революцию и о Великой Октябрьской Социалистической революции, Покровский говорит о единой революции 1917 г., от свержения царизма до установления советской власти. Вся статья Покровского, кроме того, пронизана его излюбленной антиленинской теорией торгового капитализма. Он берет Россию вне системы мирового империализма. Покровский не указывает, что именно в конце XIX и начале XX вв. Россия делается объектом эксплоатации со стороны мирового империализма, становится средоточием империалистических противоречий, испытывает тройной гнет, — в том числе и гнет мирового империализма. Именно это и привело к тому, что «кто хотел бить по царизму, тог неизбежно замахивался на империализм, кто восставал против царизма, тот должен был. восстать и против империализма, ибо кто свергал царизм, тот должен был свергнуть и империализм, если он в самом деле думал не только разбить царизм, но и добить его без остатка. Революция против царизма сближалась, таким образом, и должна была перерасти в, революцию против империализма, в революцию пролетарскую».¹⁴ Ни о чем подобном Покровский даже и не заикается.

Время Ивана IV названо в программе: «Кризис феодальных отношений в России». Далее идет «Смута». Авторы программы сохранили этот неправильный термин, ни словом не упомянув о крестьянской войне под руководством Болотникова. После «Смуты» дается «Возрождение феодализма» (стр. 29). Отсюда ясен меньшевистский источник терминологии о новых и старых феодалах, против чего протестуют товарищи Сталин, Жданов и Киров в своих Замечаниях по поводу конспекта учебника по истории СССР. В последнем разделе «Россия в XVIII в.» на первое место выделяется «Развитие торгового капитализма» (стр. 32). Программа истории новейшего времени ни слова не говорит ни о Парижской коммуне, ни о Коммунистическом Интернационале. О Первом Интернационале сказано только следующее: «Первый Интернационал. Прудонизм, анархизм и марксизм». Ни слова не сказано о ведущей роли Маркса — основателя и вождя Первою Интернационала. На первое место меньшевики выделили прудонизм и анархизм и только после них упомянули как о равноправном «течении» — о марксизме. Нет ни единого слова о непримиримой борьбе Маркса против прудонизма и бакунизма и о победе марксизма над этими враждебными пролетариату, течениями. Больше того, в этой программе совершенно нет даже имени Маркса. И в то же время имеются такие имена: Прайс, Пен, Бональд, Де–Местр, Бенжамен Констан, Кобден, Лист, Ротшильды, Луи Блан и др.

Порочна самая конструкция программы по истории новейшего времени. В каждом разделе сперва даются социологические определения абстрактного характера, а затем уже конкретный материал. Таким образом, эта меньшевистская программа построена как раз обратно тому, что требуется от научной программы по истории.

Известно, что после подавления крестьянских восстаний 1861–1863 гг. началась правительственная реакция, связанная с именами шефа жандармов Петра Шувалова и министра просвещения Дм. Толстого. В своей программе Покровский подводит под эту реакцию мнимую экономическую базу и пишет: «Объективные условия: пореформенная экономика как реальное основание политической реакции 1866 г. и следующих годов» (стр. 46–47). Таким образом, по Покровскому, выходит, что реакционеры Шувалов и Толстой были будто бы выразителями развития капитализма, так как именно в 60–70‑х годах происходит сильный рост промышленного капитализма. Далее, выделяется особая «эра Витте» (стр. 47). Зато вовсе нет ничего о «революции 1905 г.». А взамен этого сказано следующее: «Обострение рабочего движения в связи с войной, 9 января, октябрьская стачка и декабрьское восстание. Движение окраин: Польша, Финляндия, Кавказ. Пролетариат окончательно становится руководящей силой революции» {стр. 48).

По Покровскому выходит, что только в конце 1905 г. пролетариат становится руководящей силой в революционном движении. Сказать так, значит полностью извратить исторические факты.

Программы 1920 г. отличаются еще одной особенностью. Они вводят новый особый предмет — историю социализма. В ней указано, что русская революция, явившись результатом империалистической войны и краха капитализма (стр. 86), — начало мировой революции. Программа истории социализма не показывает, однако, что ленинизм является продолжением и дальнейшим развитием марксизма. Большевики упоминаются только один раз при расколе РСДРП, а большевизм дается только как один из равноправных оттенков социалистической мысли. Большевизм отнесен в раздел истории социализма в России. В разделе А, «Социализм на Западе», последняя треть курса названа: «Эпоха II Интернационала», причем нет указания на создание III Коммунистического Интернационала, два конгресса которого уже состоялись и который в 1920 г. являлся важнейшим фактором мирового рабочего движения. В то же время программа заканчивалась таким разделом: «Итоги и основные типы европейской социалистической мысли в ее отношении к важнейшим вопросам программы и тактики» (стр. 86). И в этом важнейшем обобщении никакого места для большевизма не нашлось.

Какие же выводы можно сделать при рассмотрении программы 1920 г.? Раэбор программы показал, что Покровский совершенно неправ, утверждая, что эта программа «старалась оживить старые материалы». Это неверно, она давала новый материал по сравнению с программой старой царской школы, но это были меньшевистские антимарксистские программы по истории, а не программы школы победившего пролетариата. Программы.1920 г., как показывает анализ их установок и подбора материала, не давали систематических исторических знаний. Наоборот, они давали только грубые и неверные социологические обобщения. Авторы программы — меньшевики Абрамович, Денике и Рубин — сознательно занимались вредительством и протаскивали через программы свои установки реставрации капитализма и прислужничества буржуазии. Эти программы не только не помогали учителю разобраться в предмете, но, наоборот, они запутывали его и подсовывали ему заведомо вредную меньшевистскую фальсификацию истории. К сожалению, эти вредные программы долгое время, оставались руководящим материалом для нашей советской школы, и в этом — большая вина Покровского.

Следующий, третий «этап» разработки программ Покровский называет «синтезом». Покровский пишет: «Теперь получаем некоторый синтез. Изучение исходит не из среды природы, не заключает в себе трудовых методов, а проводится по книжкам и программам, которые имеют быть выработанными… В основу здесь положено изучение труда».¹⁵

И этим «синтезом» является вреднейшая комплексная система преподавания. Вот ее характеристика, данная самим Покровским: «В каждый комплекс должно быть внесено идейное содержание независимо от того, что представляет этот комплекс — деревню, электрификацию и т. д.» Именно на основе этого представления о комплексах, исключающих преподавание отдельных предметов и объединяющих их в одно целое, и была построена пресловутая комплексная программа–схема ГУС по трем столбцам. В школе I ступени она строилась по таким столбцам: 1) Природа и человек, 2) Труд, 3) Общество. В первом концентре школы II ступени столбики были такие: 1) Природа, ее богатства и силы, 2) Использование этих богатств и сил человеком (трудовая деятельность людей), 3) Общественная жизнь. В докладе о схемах программы II ступени Покровский предлагал: «Читать эту схему, по моему мнению, нужно справа налево, как читается на восточных языках, например, на арабском, и тогда основной колонной является история».¹⁶ Однако в школе история должна была проходиться согласно «комплексам», как они напечатаны в программе, и, таким образом, от истории ничего не оставалось, кроме не связанных между собою отрывков.

В основу всех комплексов Покровский предлагал положить изучение только сельского хозяйства. «Смена форм сельского хозяйства дает стержень прежде всего для объяснения диалектики семьи, затем «общественных классов (рабство, крепостничество, батрачество, фермерство и соответствующие формы крупной собственности.)»,¹⁷ — пишет Покровский. В слепой «власти земли» Покровский находит удобный метод объяснения исторического процесса. Отправным пунктом для изучения истории служит не развитие различных общественноэкономических формаций, а развитие различных форм земледелия. При такой схеме Покровского реальный исторический процесс совершенно извращается.

Вся эта пресловутая система комплексов целиком противоречит основам советской педагогики и является отрыжкой буржуазного влияния, в особенности вреднейших теорий Богданова. Если детально просмотреть все схемы тогдашних комплексов, то одна сторона их бросается в глаза. Не говоря уже о порочности самого комплексного метода, следует сказать, что все эти комплексы, основанные на изучении «форм сельского хозяйства», вредительски игнорировали ленинский, план социалистической переделки деревни, они игнорировали указания

В. И. Ленина на то, что спасение деревни возможно только черев развитие крупной машинной общественной обработки земли. Комплексы Наркомпроса стремились, наоборот, увековечить мелкотоварное, мелкобуржуазное единоличное хозяйство. Комплексы заслоняли и скрывали от детей и педагогов перспективы строительства социализма в Советском Союзе.¹⁸

В докладе о схемах II ступени Покровский говорил, что «колонка истории наиболее нова и вызывает наименьшие споры (?). Я называю эту колонку исторической, хотя она заключает и общественные науки в целом».¹⁹ Обосновывая уничтожение в школах преподавания истории как самостоятельного предмета, Покровский вслед за меньшевиками указывает, что деление истории на древнюю, среднюю и новую «теперь бессмысленно до ужаса» и должно быть отброшено. «В основу программы по изучению истории должна быть положена эволюция трудовых процессов, и так как примитивной формой труда является сельское хозяйство, то на первую очередь, надо поставить изучение крепостного хозяйства. Это наиболее древний строй хозяйства».²⁰ Как мог историк Покровский утверждать, что наиболее древним строем хозяйства является крепостное хозяйство, т. е. феодализм?

Нарком просвещения Луначарский в своем выступлении выявил основную политическую ошибку всех этих комплексных программ. Он говорил следующее: «В основание первого концентра (II ступени) положено изучение земледельческой добывающей промышленности. Поэтому все законы природы и все науки о природе приноравливаются к крестьянскому взгляду на вещи, к земледельческому взгляду, и только поскольку они входят сюда».²¹ Эти политически неверные взгляды абсолютно расходятся с требованиями программы партии по вопросам просвещения. В программе партии мы читаем: «…Школа должна быть… проводником идейного, организационного, воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания поколения, способного окончательно установить коммунизм».²² Вместо этого Наркомпрос своими комплексными программами и практикой преследовал в 1923 г. совершенно обратную цель. Все воспитание рекомендовалось строить на изучении деревни, крестьянского двора, личного опыта своей волости. «Своя деревня, конкретный крестьянский двор, совхоз, общественность своей деревни, своя волость, свой район и пр. в связи с жизнью всей страны (других деревень, районов и пр.) должны быть прежде всего пристально изучены и взяты в таком политическом подходе, чтобы всегда неотступно ставилась проблема: как строить новую советскую деревню здесь, в данных конкретных условиях». И для того, чтобы рассеять малейшее сомнение в антиленинском взгляде на деревню и на крестьянство, программа указывает следующее: «Основной подход к миру сельскохозяйственного производства, к миру земли, самая сердцевина постановки вопроса определяются следующими словами К. Маркса: «Основой всякого развитого и обусловленного товарным обменом разделения труда является разграничение между городом и деревней. Можно сказать, что вся история общества построена на движении этой противоположности».²³

Следует вдуматься в то, что говорит Маркс и как его цитируют прожектеры из Наркомпроса. Маркс дает чрезвычайно важное указание о всей истории классового общества. В программе же Наркомпроса речь идет о советской деревне, ученикам ставится даже задача переустройства нашей советской деревни, а в качестве подхода к советской деревне, т. е. к деревне диктатуры пролетариата, берутся слова Маркса о деревне при капитализме. Этот пример извращения Маркса — яркий образчик того, как наркомпросовские прожектеры пытались прятаться за цитаты из Маркса, Энгельса и Ленина. Следует критически остановиться на том, как разработаны исторические части этого комплекса. В основе его лежит абсолютно неверное положение, будто феодализм является «наиболее древним строем хозяйства» (Покровский). Поэтому историческая часть комплекса первого года II ступени, т. е. 5‑е группы, включала в себя историю крестьянства, начиная с крепостного права в России и до Октябрьской революции. В 5‑й группе проходились всего две исторические темы: «Крепостное право в России XIX в.» и «Реформа и развитие сельского хозяйства в России». Необходимо указать на порочную конструкцию программы. Сперва изучалось крестьянское движение 1902 и 1905 гг. без всякого указания на развитие рабочего движения и роль пролетариата как руководителя крестьянства, совершенно без указания на развитие капитализма в сельском хозяйстве, на борьбу крестьян против остатков крепостничества в сельском хозяйстве. Затем в 6‑й группе проходилось развитие капитализма и развитие рабочего класса России вплоть до Октябрьской революции.²⁴ И уже в 7‑й группе проходился империализм.²⁵ Но ведь Великую Октябрьскую Социалистическую революцию невозможно понять без изучения ленинской теории империализма. Точно так же роль крестьянства в революции 1905 г. непонятна без изучения революционной борьбы российского пролетариата, который был вождем крестьянского движения в 1905 г. В программе совершенно не дается ленинско–сталинский кооперативный план переделки деревни на социалистический лад. Кооперация трактуется политически ошибочно, как это делал враг народа Бухарин.

В 6‑й группе изучалась история революции 1905 г. И вот какие требования предъявляла программа к этому важному разделу истории: «Революцию 1905 г. изучать, насколько позволит время, конкретнее и подробнее. Дать живую характеристику государственного строя и идеологической динамики различных классов». Это стоит в столбце: «выводы и достижения». Но программа ни слова не говорит о борьбе большевиков за перерастание буржуазно–демократической революции 1905 г. в революцию социалистическую. В 1924 г. была издана работа товарища Сталина «Об основах ленинизма», где был специально выделен этот важнейший вопрос революции 1905 г. Как раз в 1924 г. особенно остро шла борьба партии против контрреволюционного троцкизма именно по этому вопросу. Но составители программы Наркомпроса сознательно смазывали эти важнейшие задачи. В 6‑й группе должны были изучаться первые декреты советской власти. Что же, по предложению автора программы, должны были получить дети в результате этого изучения? Оказывается, «не изучение документов, а живой властный голос рабочих и крестьян должен быть услышан в этой теме». Такие многословные, напыщенные формулировки в программе имеются, но зато в ней нет ни слова о том, что у нас в СССР — диктатура пролетариата, опирающаяся на союз с трудовым крестьянством.

Покровский не только не протестовал против этих вредительских установок комплексной программы, но требовал ее осуществления. «Нам пора все–таки не только говорить о комплексах во II ступени, но и осуществлять их там, где это возможно, где это само собой напрашивается. Говоря о промышленном перевороте, т. е. о переходе ручного производства к машинному, как не сказать, что такое машина, и не связать историю с соответствующими отделами физики? А заканчивая эту главу, как не дать кое–каких сведений из политэкономии, которая недаром и зародилась ведь в эпоху промышленного переворота? Адам Смит не случайно был современником Джемса Уатта».²⁶

Никто никогда не отрицал необходимости при изучении промышленного переворота изучать и развитие машины и возникновение парового двигателя, а также излагать зарождение политэкономии. Но другое дело ставить все изучение физики и политической экономии в зависимость от проходимого курса истории и наоборот. Ведь тогда курс современной физики пришлось бы раздирать на кусочки и проходить его отдельными и не связанными между собою частями. Такой метод не давал ученикам реальных знаний ни по истории, ни по физике, ни по политэкономии.

В докладе «Марксизм в школе» Покровский дает пример комплекса из истории Франции начала XX в. (1900–1914 гг.). И этот пример нагляднейшим образом показывает коренной порок всей комплексной системы преподавания — ее полную антиисторичность. Известно, что именно в 1900–1914 гг. империалистическая Франция бурно развивала свою металлургическую промышленность и превращалась в крупнейшую металлургическую, т. е. индустриальную, страну. По мнению Покровского, все эти изменения в экономике и политике Франции «сделало химическое открытие Томаса — Джилькриста (переработка железных руд, богатых фосфором, — А. Ф.) в 80‑е годы XIX в.»²⁷ «В конечном счете технический фактор определил не только экономику, но и политику страны».²⁸

Покровский как экономический материалист ухватился за это свое антимарксистское богдановское утверждение о примате техники над экономикой и повторяет его постоянно в своих работах как классический пример комплекса. В докладе «Марксизм в школе» он прямо ссылается на свою статью об этом комплексе (см. журнал «На путях к новой школе», 1924, № 1).

Анализ комплексного метода обнаруживает его корни в богдановщине с пресловутой «всеобщей организационной наукой», этой типичной лженаукой, разоблаченной в свое время В. И. Лениным и партией. Не случайно увлечение Покровского комплексным методом: после революции 1905 г. Покровский одно время был идейно и организационно близок к Богданову, этому признанному вожаку российских махистов и богостроителей. К группе последователей Богданова принадлежал и Луначарский.

III

Комплексный метод и дальтон–план господствовали в школе с 1922–1923 гг. В 1929–1930 гг. комплексный метод был заменен методом проектов. Все эти извращения были осуждены постановлением ЦК ВКП(б) от 5 сентября 1931 г. как антиленинские. Комплексный метод был явно вредительским, так как он совершенно не давал учащимся знания основ наук. Наоборот, он приучал их скользить по поверхности явлений и ограничиваться общими рассуждениями. Он насаждал неграмотность, прикрытую громкими пышными фразами. В частности, на примере вышеуказанных комплексов Покровского видно, что они не давали ученикам никаких конкретных знаний — ни исторических, ни «физических, ни экономических.

В 1926 г. Покровский высказался за восстановление преподавания истории как самостоятельного предмета во втором концентре II ступени, т. е. в 8 и 9‑й группах. В 1927 г. были выпущены программы по истории для этих классов. В этих программах особенно ярко сказывается схематический социологизм. Вот, например, программа по истории Запада для 8‑й группы. Она охватывает следующие разделы: 1. Феодализм, И. Город, III. Торговый капитализм, IV. Промышленный капитализм и буржуазная демократия, V. Утопический и научный социализм, VI.. Национальное рабочее движение, II Интернационал, его крушение. В первом разделе нет ни одного указания на конкретное историческое событие, нет ни одной страны, ни одной даты. Весь раздел написан в таком совершенно абстрактном стиле: «Экономика феодальной эпохи. Преобладание земледелия. Примитивность техники. Преобладающий натуральный характер всего хозяйства. Узость и замкнутость рынка. «Состояние ремесла».

Во втором разделе программы «Город» имеется несколько более конкретный подход, здесь сказано: «Классовая борьба в городе» а) борьба города с феодалами — Франция, б) борьба внутри города: средние и низшие классы против патрициев — Новгород и немецкие города, античные города; низшие против средних — Фландрия, Флоренция, Новгород». Этот курс полностью нарушает хронологическую последовательность событий: в один отдел исторического курса попадают и античные города и Новгород. Крестьянские движения всех стран и народов объединены. Вот что об этом сказано: «Влияние развития торгового капитализма на положение земледельцев (закрепощение и дифференциация). Реакция со стороны крестьянства на эти явления. Жакерия. Уот Тейлор, гуситские войны, крестьянские войны в Германии, разинщина в России, хмельнитщина». Таким образом, в одну главу попадают события XIV и XVII столетий из истории Франции и Украины. Ясно, конечно, что при таком построении курса никакого конкретного представления об исторических событиях у учеников получиться не могло. Но еще более непонятен был для учеников отдел о государстве торгового капитала. Таковыми по программе являлись: «Людовик XIV и русский абсолютизм XVIII в. Парламент в Англии XVIII в.» Ставить знак равенства между дворянской сословной монархией Людовика XIV и виговским парламентом Англии это опять–таки значило нарушать исторический подход к событиям. Погоня за социологическими схемами привела к тому, что совершенно выпали французская буржуазная революция 1789 г. и немецкая реформация XVI в. О реформации в программе вообще нет ни слова. А о французской буржуазной революции 1789 г. упоминается так: «Необходимость устранения этих препятствий революционным путем. Создание революцией необходимых для промышленного развития условий». Таким образом, мы видим, что, даже и согласившись на введение курса истории, Покровский способствовал подмене конкретного исторического курса голой социологической схемой.

Программа по русской истории составлена по книге Покровского «Русская история в самом сжатом очерке». Она делит весь курс на следующие разделы: 1. Буржуазный либерализм и радикализм. 2. Народническая революция. 3–4. Пролетарская революция. 5. Русский империализм. Эта программа сразу же показывает порочность схемы Покровского, так как одни и те же события ученикам приходилось изучать трижды. В первом разделе–-давалась история капитализма в России, но без изучения борьбы рабочего класса. В этом разделе ученики изучали события от конца XVIII в. (от Радищева) до революции 1917 г. Во втором, разделе («Народническая революция»), ученики проходили снова те же события от первой четверти XVIII в. тоже до 1917 г. И, наконец, в третий раз они проходили эти же события в.3–4 разделах, под названием «Пролетарская революция». В результате такого социологического дробления у учеников, разумеется, не могло создаться цельного представления об исторических событиях. Например, сперва ученики изучали программы буржуазных партий 1905 г., так как в программе говорилось: «Разобрать программу кадетов и ответить, можно ли ее назвать демократической. Сравнить кадетскую программу с программой Пестеля». Затем во втором разделе ученик снова возвращался к революции 1905 г., так как в программе сказано: «Разобрать лозунги крестьянских революций в 1905 и 1917 гг.». Но в разделе о пролетарских революциях вовсе нет указаний на революцию 1905 г.

Чрезвычайно характерно для Покровского освещение февральской буржуазно–демократической революции. В программе сказано: «Февральская революция как образчик рабочей революции, использованной буржуазией». Это троцкистское определение совершенно расходится с определением февральской революции 1917 г. Лениным и Сталиным как революции буржуазно–демократической. Неправильно изображается и борьба большевиков за массы, в частности за крестьянство против эсеров и меньшевиков в 1917 г. В программе сказано: «Борьба лета 1917 г. как продолжение борьбы предвоенных, годов против мелкобуржуазных и нереволюционных влияний на пролетариев». ²⁹ Но ведь это совершенно не то, что говорит об этом товарищ Сталин: «История этого периода (до февральской революции. — А. Ф.) есть–-история борьбы кадетов (либеральная буржуазия) и большевиков (пролетариат) за крестьянство».³⁰ О борьбе 1917 г. от февраля до октября товарищ Сталин говорит следующее: «История этого периода есть история борьбы эсеров (мелкобуржуазная демократия) и большевиков (пролетарская демократия) за крестьянство, за овладение большинством крестьянства».³¹ Как мы видим, товарищ Сталин качественно различает эти два периода. Это и понятно, ибо в первом случае мы имеем дело с крестьянством на этапе подготовки буржуазнодемократической революции, а во втором — во время подготовки пролетарской революции. В эти периоды тактические лозунги большевизма по отношению к крестьянству были различны. Но Покровский ничего этого не хочет замечать, захваченный своей троцкистской схемой.

В качестве объяснительной записки 1917 г. к программе по истории России Покровский счел возможным перепечатать свою антимарксистскую объяснительную записку 1920 г., которую мы разобрали выше.

Таким образом, анализ программ по истории 1927 г. вскрывает всю ошибочность воззрений Покровского на исторический процесс. Самая конструкция программы 1927 г. и по истории Запада и по истории России противоположна тем требованиям, которые всегда ставили Ленин и Сталин перед школьным преподаванием истории и которые изложены в постановлении Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) о преподавании гражданской истории в школах СССР (16 мая 1934 г.). Вместо связного изложения гражданской истории программы 1927 г. дают отвлеченные, социологические схемы, с абсолютным нарушением историко–хронологической последовательности событий. Никаких конкретных исторических событий программа не дает, исторические деятели в ней совершенно отсутствуют, нет и вождей пролетариата, Ленина и Сталина, но зато приводится предсказание Александра II и Витте, о неизбежности падения Российской империи одновременно с торжеством революции. Таким образом программы 1927 г. отражали целиком антимарксистскую, антиисторическую концепцию Покровского.

IV

Когда в наших вузах леваки начали снимать лекционные курсы и заменять их только практическими занятиями, Покровский приветствовал это и провел через ГУС учебные планы вузов, построенные на этом принципе. Во вступительной лекции к курсу «Борьба классов и русская историческая литература» в 1923 г. он говорит следующее: «Самый способ вашей работы, живой и активной работы, а не мертвого слушания лекций, — этот способ и является наиболее ценной особенностью новой школы, из чего вы можете заключить, что мое появление на этой кафедре отнюдь не составляет необходимой части этой новой школы общественных Наук. Несомненно, что я и всякий другой лектор, читающий лекции сотням людей, — это, конечно, остаток старой школы в новом коммунистическом университете. Это нечто вроде остатка хвоста у человека, инструмент в значительной степени ненужный. …Курс мы держим на время безлекционное, когда ваши самостоятельные активные занятия будут заполнять все время, и когда ваше образование будет делом ваших собственных рук, только при помощи (разрядка Покровского) старших товарищей. Это — тот идеал, к которому мы должны стремиться».³²

В 1925 г. на IV конференции партшкол и комвузов Покровский выступал с защитой этого взгляда. Ключ был найден в пресловутом дальтоновском методе, в этом архииндивидуалистическом буржуазном методе воспитания. Вот что говорил Покровский в своем выступлении на конференции: «Несомненно, что в так называемом дальтоновском плане и лабораторном методе мы нашли наиболее совершенный способ приобретения реальных конкретных знаний в нашей обстановке с нашими студентами».³³

Известно, что дальтон–план предполагает только индивидуальные, вполне самостоятельные занятия учеников и вовсе отрицает лекции, совместные занятия, классы, расписания и т. д.

Но не прошло и полутора лет, как в 1926 г. на V методической конференции преподавателей совпартшкол Покровский выступает с горячей защитой лекций. Он отказывается от прежнего своего безлекционного идеала, курс на осуществление которого он держал и проводил в качестве заместителя наркома просвещения во всей системе народного образования. Вот что он говорил: «Конечно, это предполагает лекции как толкование фактов, как связь между фактами. Вот почему я являюсь может быть большим сторонником лекций и большим представителем лекционной реакции. Лекции совершенно необходимы, товарищи, что нужно помнить, потому что если вы познакомите учащихся только с этими фактами, то они будут знать, над чем размышлять».³⁴ Выступая на этот раз в качестве защитника лекций, которые он перед тем систематически уничтожал, Покровский сейчас же спешит оговориться: курсы должны быть очень краткие, очень небольшие.

Из приведенных высказываний Покровского видно, что в вопросах методики преподавания истории в вузе он постоянно колебался. По существу же он все время оставался противником систематического курса лекций как основного метода преподавания. Он был сторонником только самостоятельных практических занятий студентов.

Эти неверные взгляды Покровского на преподавание в вузах осуждены постановлением Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) о высших учебных заведениях (1936), где вскрыта ошибочность «семинарского метода», сторонником которого был всегда Покровский.

V.

Долгие году Покровский был единственным признанным авторитетом в вопросах преподавания истории. Его выступления и статьи носили директивный характер. Все его указания должны были беспрекословно проводиться в жизнь.

Учитель истории, читая до 1934 г. многочисленные противоречивые высказывания Покровского, был в полном недоумении: ограничиваться ли ему одними иллюстрациями, или излагать ученикам связно исторические факты и давать их анализ. Как строить рассказ? Излагать ли систематически целый курс с соблюдением историкохронологической последовательности событий, или ограничиваться только одним вступительным рассказом к занятиям учеников по дальтон–плану и заключительным словом? Делать разбор и обобщение исторических событий (рассуждать) Покровский запрещал.

Долгие годы учебником по истории СССР в школе была «Русская история в самом сжатом очерке» Покровского. Учителю этот учебник давал совершенно неправильные установки. Вторая часть книги Покровского была построена по такому плану: сперва идет изложение только экономической истории (раздел под названием «Промышленный капитализм»), затем раздел «Крепостническое государство» и после него — «Революционная буржуазия». Этот раздел начинается чрезвычайно характерными словами: «До сих пор мы изображали развитие народного хозяйства и государственных форм так, как если бы этот процесс шел совершенно гладко, не натыкаясь ни на какие препятствия, без сучка, без задоринки, что называется».,³⁵ Изложив историю революционной буржуазии, Покровский переходил к разделу «Народническая революция» и заканчивал эту часть разделом «Рабочее движение». Это искусственное разделение живого единого процесса истории приводило, как признает и сам Покровский, к извращенному представлению об историческом процессе. Покровский строил рассказ с полным нарушением хронологической последовательности. Вследствие такого плана ученик сперва узнавал об отмене крепостного права, затем знакомился с конкретными формами крепостнической монархии, вплоть до начала царствования Александра III, после чего опять возвращался назад к крестьянским движениям, начиная с движения Пугачева. Вследствие этого отмена крепостного права — важнейшее событие в истории России XIX в. — сперва изображалась как сделка между торговым капиталом и промышленным, затем излагались реформы 60‑х годов и давалась характеристика самодержавного строя Александра II, и только в разделе «Народническая революция» излагалась борьба Чернышевского за крестьянскую революцию. Таким образом, одно историческое событие разделено на три части, совершенно не связанные между собой. Хронология при этом, конечно, полностью нарушается. Например, сперва ученики узнавали об отмене крепостного права, т. е. о событии 1861 г., а затем, спустя некоторое время, узнавали о восстании Пугачева, который как раз и боролся против крепостного права. Такая система изложения приучала к полному пренебрежению хронологической последовательностью событий.

Да собственно и исторических событий–то нет никаких, — учил Покровский, — они не имеют ничего общего с действительностью: «Эти подвиги были заштемпелеваны целым рядом хронологических дат, которые неукоснительно спрашивали у учащихся. Эти хронологические даты также не имеют ничего общего с какой–либо действительностью». ³⁶

Только по настоянию В. И. Ленина Покровский снабдил свой учебник синхронистическими таблицами, но таблицы эти были совершенно не связаны с содержанием учебника.

Другой важнейшей ошибкой учебника, как и всех исторических работ Покровского, являлось отсутствие показа героической борьбы русского народа и народов СССР против интервентов за свою независимость.

Покровский целиком игнорировал роль исторических деятелей. Он требовал показа народной массы без ее вождей, которым в схеме Покровского нет места. Да и масса рабочих и крестьян у него обезличенная. И это не случайно. В своем выступлении на методической конференции в 1926 г. преподавателей совпартшкол Покровский очень сочувственно отозвался о меньшевистской концепции проф. Переверзева, говоря, что «никакой индивидуальности в литературе не существует. Чтобы понять творчество Байрона, нужно взять описание жизни английского аристократического общества, как личности Байрона нет, Пушкина тоже нет».³⁷

Неверный методологический подход к роли личности в истории приводил Покровского к ошибкам при характеристике исторических деятелей. Эти же его ошибки сказывались и в показе исторических деятелей на уроках в школах.

VI

В 1926 г. Покровский с большими оговорками согласился на восстановление преподавания истории в нашей советской школе. Ни одного слова не сказал Покровский об образовательном и воспитательном значении изучения истории. В своем докладе «Историзм и современность в программах школ II ступени» он всячески старался ограничить объем исторических курсов в школе II ступени. Древность и феодализм он предлагал изучать только социологически. Вводя изучение феодализма социологически в виде голой схемы, Покровский тем самым не вооружал подрастающее поколение конкретными знаниями истории феодализма в Англии, Франции, России и Китае.

Покровский предлагал начинать изучение истории в школе II ступени только с эпохи первоначального накопления. Чрезвычайно характерна мотивировка этого предложения: «Это тот момент, глубже которого спускать историческое изложение не стоит, ибо мы только загрузим головы детей массой исторического материала, малоценного, в значительной степени фиктивного, легендарного».³⁸

Мотивом введения преподавания истории Покровский выставлял «необходимость подкрепить курс обществоведения… серьезным историческим курсом, который должен быть возвращен на свое место в виде настоящего исторического курса».³⁹ Таким образом, история только вводилась как подсобный материал для обществоведения.

Произведенный нами разбор методических взглядов Покровского показывает их антиленинский характер. Бросается также в глаза полная неустойчивость методических взглядов Покровского, его постоянная «качка», частая смена взглядов, «принципиальных установок». Начав в 1920 г. с утверждения курса истории, Покровский в 1922–1923 гг. требует изъятия этого курса из школьных программ, борется против преподавания истории, соглашается на введение небольших курсов истории ближайших к современности эпох и, наконец, в статье «Ленин и преподавание истории» негодует по адресу тех, кто был против преподавания истории.

Основная методологическая ошибка Покровского ясна. Он был последователем экономического материализма, а не марксизма–ленинизма. Знание исторических фактов не дало ему подлинных ленинских знаний исторической перспективы, что и приводило его к постоянной смене своих исторических взглядов и методических установок.

Когда мы теперь подходим к «истории» преподавания в нашей школе курса истории, мы должны со всей определенностью установить, что главным виновником невыполнения неустанных требований В. И. Ленина и И. В. Сталина о введении преподавания истории, был именно Покровский; это он покрыл своим авторитетом развал леваками–вредителями преподавания в нашей школе.

В декабре 1920 г. В. И. Ленин писал: «Составить программу (если таких программ еще нет, то повесить Луначарского) по годам: Коммунизм, история вообще, история революций, история революции 1917 г.».,⁴⁰ Это прямое указание Ленина не было выполнено Покровским. Взамен этого под его покровительством развилось левацкое прожектерство, ликвидировавшее преподавание истории как науки, чем и пытались воспользоваться враги народа. Только историческое решение Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934 г. поставило преподавание истории на большевистские рельсы. Разоблачение антиленинских методических взглядов Покровского на преподавание истории должно помочь школьным работникам окончательно выкорчевать остатки ошибок, допущенных в этом важнейшем деле.