Статья посвящена изучению эволюции взглядов историка–марксиста М. Н. Покровского на торговый капитализм в конце 1920‑х — начале 1930‑х гг.
В 1929 г. М. Н. Покровский подготовил седьмое, а в 1931 г. десятое издание первых двух частей «Русской истории в самом сжатом очерке», в которые впервые внёс незначительные по объёму изменения, однако касавшиеся в основном торгового капитализма [1, с. 611–612, 615]. Концепция торгового капитализма осталась неизменной в своих основах. Никакой ошибки при её рассмотрении по любому изданию «Сжатого очерка» не возникнет. Эта концепция представляла единое целое независимо от его «номера». Зачем же тогда заострять внимание на выбранной теме? Ведь и по существу, и даже по форме «торгового капитализма» мало что поменялось. Однако характеристика этих изменений нам кажется небезынтересной. Всё–таки исследуемые модификации относятся к завершающему периоду научной деятельности историка. Мы не будем также специально оговаривать, когда именно в рамках этого периода они были осуществлены, хотя в большинстве своём интересующие нас правки были сделаны в десятом издании. Хронологически мы остановимся на взглядах М. Н. Покровского на русскую историю по середину XIX века.
Рассматривая соотношение классовых сил и классовую борьбу в России XVI века, М. Н. Покровский ранее отмечал, что в ней победили «возникающий и образующийся торговый капитал» в союзе с мелким дворянством [1, с. 618]. В новой редакции эта пара была обозначена как поместное дворянство и горожане. Причём историк вполне осознавал всю условность использования в этом контексте термина «класс». Действительно, «торговый капитал» смотрелся здесь не слишком уместно. Казалось бы, вместо «горожан» лучше было использовать «купцов». Но сам учёный объяснял выше, что в их число входили гости, мелкое купечество и чёрный люд [2, с. 54]. Что касается термина «торговые капиталисты», то М. Н. Покровский вообще использовал его довольно редко.
Первоначально историк отмечал, что «к огромному усилению эксплуатации крестьян» привело «торжество помещиков и торгового капитала» [1, с. 619]. Затем он заменил последний на «купцов» [2, с. 58]. Иными словами, имело место продолжение разговора о победе двух новых классов. В данном случае учёный выразился даже точнее, упомянув конкретный «разряд» городского населения. Вряд ли городская беднота была в числе «триумфаторов».
М. Н. Покровский снял своё отдельное высказывание о том, что русские цари Борис Годунов и Василий Шуйский были воплощением торгового капитала [1, с. 619]. Однако концептуально это ничего не изменило. Ведь русские цари, начиная с Грозного, при всех переизданиях «Сжатого очерка» изображались им как субъекты торгового капитала, своей политикой способствовавшие утверждению торгового капитализма. Шуйского он по–прежнему называл «царём боярско–купеческим, и даже больше купеческим, чем боярским» [2, с. 66]. Следовательно, классом, на который он опирался, не мог быть торговый капитал, который, как известно, не является социальной группой, а всё те же боярство, купечество. Нам представляется, что в данном случае корректировка была вызвана и другим обстоятельством. Историк на самом деле убрал тезис о том, что «у Годунова мы видим хорошие стороны тогдашнего капитализма», включая стремление «обуздать развивающуюся эксплуатацию массы населения», а у Шуйского — только плохие. При сохранении такой постановки вопроса следовало классифицировать «капитализм» по его положительным и отрицательным сторонам. Да и по существу в концепции М. Н. Покровского торговый капитализм накануне Смуты, наоборот, привёл к безудержной эксплуатации масс. Таким образом, учёный избавился от своего рода логического несоответствия.
М. Н. Покровский скорректировал ещё одно своё положение из истории Смуты начала XVII века, а именно, убрал отдельное упоминание о том, что дворяне могли восстать «против бояр и богатого купечества», составив социальную базу Лжедмитрия II, воевавшего с Шуйским [I, с. 619]. Однако и здесь не произошло коренного переворота в концепции учёного. В рассматриваемом отрывке в целом историк выдвинул на первый план классовую борьбу между дворянами и крестьянами в лагере противников Шуйского, специально выделив классовые противоречия между ними [2, с. 66–67]. Об этом свидетельствует то, что наряду с вышеизложенным, М. Н. Покровский изъял ещё два высказывания, затенявших главное в развернувшейся борьбе: 1) о том, что Шуйский просто «подкупил… мелких помещиков», поддерживавших Лжедмитрия II; 2) о том, что они, поначалу и отчасти, сочувствовали «стремлениям крестьян» [1, с. 619]. Теперь более чётко прозвучала мысль о том, что крестьяне пошли против всех эксплуататорских классов, независимо от принадлежности последних к тому или иному политическому лагерю [2, с. 67].
В более ранних изданиях «Сжатого очерка» М. Н. Покровский отмечал, что реформированная при первых Романовых армия была более эффективным орудием внешней политики, которую проводил «торговый капитал» [1, с. 619]. Затем последний был изъят из этого контекста. Тогда выяснилось, что вся эта фраза относится к упомянутому несколько выше царю [2, с. 77]. Получилось, что армия суть орудие не самодержавия и торгового капитала, а просто самодержавия. С нашей точки зрения, это тоже уместная корректировка. Ведь армия является инструментом, при помощи которого государство выполняет одну из важнейших своих функций. Развитие торгового капитализма создаёт для него материальную базу, то есть, ресурсов у государства становится больше и т. п. С торговым капитализмом сообразуется и направленность действий вооружённых сил. Два последних вывода в данном случае «не пострадали».
В положении о том, что казацко–крестьянская революция С. Разина поколебала «торговый капитал и созданные им порядки» [1, с. 620], М. Н. Покровский заменил последние на «помещичье государство» [2, с. 79]. Здесь в духе известной концепции учёного можно было использовать достаточно подходящий термин «торгово–капиталистическое государство». Первая версия историка, действительно, выглядела несколько расплывчато. Видимо, М. Н. Покровский снова хотел выделить основное классовое противостояние эпохи — между феодалами и крестьянами. Раз господствующим классом в схеме учёного были, так или иначе, землевладельцы, эксплуатировавшие крестьян в целом феодальными методами, то и характеристика государства как помещичьего возражения не вызывает и против торгового капитализма не свидетельствует.
В следующем отрывке М. Н. Покровский характеризовал порядки в Речи Посполитой в первой половине XVII века, по его словам аналогичные московским, в полном соответствии с концепцией торгового капитализма. В новом изложении он заменил «торговый капитал» [1, с. 620], под влиянием которого наступали барщинное, крепостническое хозяйство на отдельно «торговлю» и «капитал». Следовательно, речь шла о землевладельцах, которые, имея соответствующие стимулы и возможности, направляли на рынок определённый продукт, например, хлеб. Купцы лишь распространяли его в широких географических рамках вплоть до Португалии. Понятно, что «новые порядки», о которых историк писал в дальнейшем, были не в торговом капитале, а в производстве. В любом случае указание на торговлю, прежде всего, и торговый капитал в том числе, является не более чем «косметической» правкой.
В одной реплике М. Н. Покровский предложил интересную формулировку «торгового феодализма» [2, с. 80, 90], правда, применительно к тому же Польскому государству, которой прямо заменил «торговый капитализм». К сожалению, эксперимент особого распространения не получил.
Применительно к истории России XVII века, учёный совершенно справедливо заключил, что старые феодальные учреждения были не нужны не «торговому капиталу» [1, с. 620], а «бюрократическому государству». Дело в том, что соответствующий отрывок у историка был посвящён машине, выжимавшей «из народной массы то, что та сработала». Значит, речь шла именно и конкретно о государственном механизме. Далее М. Н. Покровский писал уже специально о государственном учреждении — Боярской думе, на смену которой пришёл Сенат [2, с. 93]. В этом контексте речь шла в самом точном значении о бюрократизации государства, как признаке надвигающегося абсолютизма.
Сначала учёный писал, что петровская монархия в отношении откупной системы, в «области сбора налогов» «отражает свою основную сущность как владычество торгового капитала» [1, с. 620]. Затем он отнёс откупа к числу главных источников «первоначального накопления в крепостной России». В схеме историка это последнее и торговый капитализм друг другу не противоречили. Данный процесс происходил в условиях торгового капитализма, средствами торгового капитализма. Кроме того, М. Н. Покровский расширил хронологические рамки своей оценки функционирования откупной системы до всего XVII века в России и «XVI–XVIII столетий» в Западной Европе.
М. Н. Покровский в новой редакции отметил, что в пореформенный периоде России «сохранилась та машина, которая выжимала из крестьянина «прибавочный продукт», только в усовершенствованном виде» [2, с. 94, 108], убрав отсюда упоминание о торговом капитале, благодаря которому всё это произошло [1, с. 620]. Из дальнейшего разъяснения становится понятно, что под «машиной» он понимал «всё дворянское государство», не исключая и самого помещика как землевладельца. Заметим, что М. Н. Покровский, скорее, заменил «торговый капитал» на «государство», нежели «торговый капитализм» на «феодализм». Кроме того, выше историк посвятил небольшой отрывок как раз участию торгового капитала в процессе отмены крепостного нрава, используя «старые» формулировки: «очень наивно думать, что торговый капитал и его союзник… сдадутся»; «торговый капитал сохранил всё же мелкого самостоятельного производителя» и т. п.
Учёный охарактеризовал «устройство государства до конца XIX в. в России» более нейтрально: оно осталось таким, каким «сложилось к началу XVIII в.» [2, с. 107–108, 111]. Ранее историк добавлял сюда «торговый капитал», который и создал его в это время для удовлетворения своих потребностей [1, с. 620]. С нашей точки зрения, в данном случае уместнее было использовать понятие «торговый капитализм», тем более, что сам М. Н. Покровский здесь же писал о торжестве промышленного капитализма в конце XIX века. Кроме того, далее в «Сжатом очерке» он рассказывает о том. как царь из первого купца в своём государстве превратился «в первого миллиардера вселенной», то есть, не торговал пенькой и салом, а вкладывал деньги в зарубежные банки и т. п. [2, с. 111]. В этом случае вопрос о том, оставался ли царь торговым капиталистом или. может быть, уже стал промышленным, только бы запутал читателя.
Историк убрал утверждение о том, что Польское государство, как и Российская империя, было создано торговым капитализмом [1, с. 620]. Конечно, историей Польши было удобнее всего «пожертвовать» в случае уменьшения частоты упоминания «торгового капитализма». Да и конкретно речь у М. Н. Покровского шла о разделах Речи Посполитой. Главное для него здесь было в том, что эта страна стала добычей торгового капитала, русского в частности [2, с. 115–116].
В отношении пореформенного периода учёный считал, что земская реформа оставила у помещика меньше власти на местах. Сначала он связывал это с позицией торгового капитала, не забывшего, что часть дворянства в 1861 г. «перешла на сторону его конкурента — промышленного капитала» [1, с. 621], а затем с позицией полукрепостнического государства, которое меньше доверяло помещику, чем «чисто крепостническое» [2, с. 135]. Как видим, опять произошла подвижка от торгового капитала к помещику. Это вполне оправданно, так как «не забыть» могли представители торгового капитала, в большинстве своём те же помещики.
Если ранее у М. Н. Покровского в результате буржуазных реформ Александра II «торговый капитализм отступил… на всех фронтах очень недалеко и сейчас же прочно укрепился на «тыловых позициях»» [1, с. 621], то в поздней редакции это сделало «крепостническое государство» [2, с. 135]. Такая поправка верна даже при сохранении в полной неприкосновенности «старого» взгляда на торговый капитализм. Ведь согласно ему, торговый капитализм в России последней трети XIX века продвинулся далеко вперёд, вышел на новые рубежи и т. п., а вот государство начало эволюционировать в сторону буржуазной монархии. Значит, крепостническое в нём, по крайней мере, по удельному весу, отступало.
До 1929 г. в «Сжатом очерке» М. Н. Покровский указывал на то, что в западной литературе под капитализмом понимается только промышленный капитализм. Поэтому она не замечала, что в России середины XIX века капитализм уже был, только торговый [1, с. 623]. В издании этого года он просто указал, что в ту эпоху в нашей стране не было такого капитализма, как в Западной Европе. В сущности, разными словами было сказано одно и то же. Однако здесь есть и подтекст. Первая формулировка М. Н. Покровского косвенно подталкивала читателя (особенно склонного вычленять главные мысли в виде цитат) к выводу о том, что в России с XVII века была одна формация — капиталистическая, которая имела два этапа развития. Между тем ещё с дореволюционного периода своего творчества учёный отмечал коренные различия между торговым капитализмом и промышленным в способе производства. В целом приходится признать, что предназначенные для корректировки высказывания в «Сжатом очерке» были подобраны историком весьма удачно, а произведённые замены повышали научное качество текста.
С одной стороны, при сокращении удельного веса «торгово–капиталистических» формулировок, М. Н. Покровский руководствовался, несомненно, тактическими соображениями. Ведь убирая в одних случаях положения о «государстве торгового капитала», в других он сохранял их в прежней редакции, с прежней терминологией, хотя именно с последней точки зрения корректировку можно было провести достаточно легко и без больших затрат времени. С другой стороны, учёный устранял некоторые более или менее формальные «шероховатости» своей концепции. Например, государство торгового капитала изображалось как государство феодалов, крепостников–помещиков и т. п. Но ведь в схеме историка такое государство всегда было, прежде всего, их государством, только теперь акцент с выраставшего внутри крепостного имения денежного хозяйства переносился на всё это имение. Конечно, в результате формулировка становилась более точной, но только при её использовании в самом общем виде. Неудачно смотрелись в своё время «неаккуратные» высказывания М. Н. Покровского в духе куда–то пошедшего, что–то сделавшего торгового капитала. Иногда в таких случаях вообще правильнее было говорить не о торговом капитале, а о классах, государстве, пусть сколько угодно торгово–капиталистических. В этом отношении корректировки учёного были, пожалуй, наиболее плодотворными. Заметим, что М. Н. Покровский, убирая откуда–либо отсылку к торговому капитализму, ни разу не высказался в том смысле, что в данном конкретном случае торговый капитализм ни при чём, что он не сыграл никакой роли, и т. п. Понятно, что при помощи «первоначального накопления капитала» или «крепостнического государства» в принципе невозможно опровергнуть «торговый капитализм», тем более, ограничиваясь сферой «фразеологии».
Библиографический список
- Соколов, О. Д. Примечании / О. Д. Соколов, Н. Г. Савич // Покровский М. Н. Избранные произведения. — Кн. 3. — М.: Мысль. 1967. — С. 611–624.
- Покровский. М. Н. Русская история в самом сжатом очерке / М. Н. Покровский // Покровский М. Н Избранные произведения. — Кн. 3. — М.: Мысль. 1967. — С. 7–558.
