Вряд ли в истории российской исторической науки есть личность, вызывавшая больше споров и разногласий, чем «профессор с пикой» — Михаил Николаевич Покровский. Как историку и как человеку ему давались порой прямо противоположные оценки со стороны учёных, придерживавшихся различных политических взглядов. Вот некоторые из них: «Покровский, научная карьера которого не удалась, блеснул лишь несколькими талантливыми статьями»; «Масштаб и значимость его научной деятельности таковы, что он со всеми присущими ему ошибками и противоречиями остаётся выдающейся личностью в истории… исторической науки»; «…Вот истинно позорное имя в русской истории и позор для школы московских русских историков»; «…Именно таким человеком — всемирно признанным учёным, интеллигентом в самом точном смысле этого слова — и был Михаил Николаевич Покровский». Всю свою научную деятельность Покровский подчинил политической борьбе. Однажды выбрав определённое политическое направление, связав свою судьбу с большевизмом, он до конца дней своих служил ему верой и правдой, отдав этой работе свой талант, эрудицию и знания историка — специалиста высокого класса. Поэтому наилучшая, самая точная характеристика Покровского была дана его соратниками: «Старейший представитель большевистской гвардии, активный участник революции 1905 и 1917 гг., активный участник социалистического строительства, в деле народного просвещения Покровский был неутомимым бойцом на теоретическом фронте, возглавляя марксистскую историческую науку».
Именно так. Покровский — историк–боец. Каждая его строка подобна пулемётной очереди, каждая его книга напоминает артиллерийскую канонаду, обрушивающуюся на позиции неприятеля.
Михаил Николаевич родился в семье государственного чиновника средней руки. Его отец нередко сталкивался со служебными злоупотреблениями высших государственных сановников и имел обыкновение рассказывать о них в кругу семьи. Он прохладно относился к официальной церкви. Сын этого человека стал непримиримым противником существовавшего в России государственного режима и атеистом.
Михаил Николаевич Покровский получил фундаментальное образование на историко–филологическом факультете Московского университета. Учителями его были выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский, а также блестящий знаток средневековой Англии и истории права Павел Гаврилович Виноградов. Впоследствии Покровский с восхищением писал о Виноградове как об учёном с «твёрдыми, отчеканенными, выработанными методами и приёмами работы», у которого можно было многому научиться.
По окончании университета Покровский довольно скоро заинтересовался политикой, проникся поначалу либеральными, а потом революционными настроениями. В апреле 1905 г. он вступил в большевистскую партию и принял самое серьёзное участие в её деятельности: выступал на митингах, нелегально провозил запрещённую литературу. Во время вооружённого восстания в Москве в декабре 1905 г. историк предоставил свою квартиру под перевязочный пункт. В конце концов для Покровского стала реальной угроза ареста, и он в 1909 г. эмигрировал из России в Париж. Там учёный прожил восемь лет и возвратился на родину накануне октября 1917 г.
В России он оказался в самой гуще событий, в качестве «военного корреспондента» побывал в местах ожесточённых боёв в Москве, был избран председателем Моссовета. С этого времени Покровский начинает свою головокружительную карьеру и оказывает влияние на важнейшие дела большой политики. Например, он как один из членов делегации России участвует в знаменитых переговорах в Брест–Литовске с Германией и Австро–Венгрией.
В годы гражданской войны и позднее Покровский оказывается во главе русской исторической науки. Он занимает пост заместителя народного комиссара (иначе говоря, министра) просвещения, а также два десятка прочих руководящих должностей в академической науке. Он управляет всей архивной службой России, редактирует научные журналы и стоит во главе двух крупнейших центров науки, возникших в послеоктябрьские годы: Социалистической (с 1924 г. — Коммунистической) академии и Института Красной Профессуры. Специалистов–историков, вполне преданных новой власти, было очень немного, поэтому знания Покровского ценились высоко и требовались повсюду. За ним справедливо признают солидные научные и административные заслуги. Но, будучи фигурой номер один в исторической науке, Покровский выступал с предложениями, за которые его вряд ли когда–нибудь помянут добрым словом русские историки. По словам Юрия Владимировича Готье, одного из крупнейших учёных того времени, Покровский «…официально поднял вопрос о продаже некоторых вещей из Эрмитажа для поддержания большевицкой казны». Известно также, что он предлагал «повесить замок» на некоторые архивы и всё внимание сосредоточить на историко–революционных документах, представлявших, с его точки зрения, «ударный интерес в смысле ценности для настоящего момента».
В 20‑х гг. научные взгляды Покровского были эталоном для первых советских историков. Сотни и тысячи преподавателей, учёных и сотрудников музеев, архивов, библиотек слушали его лекции, воспринимали его теории. Благодаря политическим обстоятельствам на недосягаемую высоту поднят был историк блестящий — но отнюдь не из числа первостепенных. Сильными сторонами Покровского были прекрасное знание языков, солидная научная школа и способность к яркому, образному изложению своих идей. Его слабые стороны состояли в склонности к схематизму и суждениям остроумным, красивым, но ничем не подтверждаемым.
Научная деятельность историка со времён вступления его в партию большевиков показывает стремление положить марксизм в основание русской истории. Его крупнейший труд — «Русская история с древнейших времён». В пяти томах этого сочинения (последний из них вышел в 1915 г.) учёный старался донести до читателя азбуку марксизма: главное в истории человечества — материальные условия жизни общества. От них зависит всё остальное. Общество разделено на группы, слои, классы, каждый из которых живёт в строго определённых материальных условиях и имеет строго определённые материальные интересы. Борьба общественных классов, слоев, групп между собой за осуществление своих интересов — важнейший двигатель исторического развития. В соответствии с этими положениями была истолкована вся тысячелетняя история России. Издание прошло строгую государственную цензуру, из–за чего Покровскому пришлось многое переделывать. Но в первых четырёх томах сохранилось немало дерзких оценок и выпадов против царствующего дома, а также официальной внешней и внутренней политики. Эти тома вышли в свет до 1913 г., когда праздновалось 300-летие династии Романовых. В преддверии этого юбилея издание «Русской истории» оказалось ложкой дёгтя в бочке мёда. Всё первое издание пятого тома, наиболее «крамольного», было уничтожено: Покровскому пришлось заново переписывать том.
Уже в годы советской власти важнейшей работой историка стала «Русская история в самом сжатом очерке». Эта книга сыграла роль популярного учебника для историков–марксистов 20–30‑х гг. Ознакомившись с ней, Ленин написал Покровскому, что работа ему «чрезвычайно понравилась». Он также советовал автору добавить к ней указатель, содержащий даты важнейших исторических событий и их оценку старой «буржуазной» и новой марксистской наукой. Покровский сделал требуемые дополнения, и «Русская история в самом сжатом очерке» выдержала за короткий срок фантастическое количество изданий. Незадолго до смерти учёный написал предисловие к десятому изданию, но и после его кончины книга выходила ещё несколько раз.
Одна из главных идей Покровского состоит в том, что беспристрастной истории, истории вне политики быть не может. История, как он не раз подчёркивал, пишется не бесплотными существами, а людьми, защищающими собственные интересы и интересы своего слоя, группы, класса. Борьба классов, таким образом, отражается во всей исторической литературе. В книге «Борьба классов и русская историческая литература» Покровский обрисовал политическую физиономию каждого крупного историка России. Временами он доходил до преувеличений, объясняя научные взгляды величайших исследователей тем, что один из них был, скажем, «тамбовским помещиком», а другой — «сыном столичного протопопа».
Разумеется, политика во все времена влияла, влияет и будет влиять на ремесло историка в очень большой степени. Здесь Покровский был абсолютно прав. Но нельзя же из–за этого над каждым историком посадить по судье и прокурору: давайте–ка разберёмся, сударь, что повлияло на ваши идеи — происхождение, размер дохода или принадлежность к какой–либо партии? Подобную операцию невозможно проделать по одной простой причине. Нет такого класса или слоя, который был бы хранителем истин в последней инстанции, и, значит, некому назначать прокуроров.
Покровский был слишком яркой, слишком независимо мыслящей личностью. Ему посчастливилось умереть своей смертью (в то время как многие его коллеги были казнены в 30‑е гг.), но его научные труды и репутация историка пострадали очень сильно. С середины 30‑х гг., в разгар режима личной власти Сталина, началась «унификация» исторической науки, т. е. её подгонка под единый тесный общегосударственный шаблон. При всей приверженности Покровского марксизму его огромное и сложное научное наследие никак не подходило под общую мерку. По этой причине оно подверглось жесточайшей критике, настоящему разгрому. Покровский, можно сказать, был посмертно расстрелян. Имя первого из советских историков надолго стало бранным словом…
Историкам будущих поколений ещё предстоит до конца разобраться с этой противоречивой фигурой: что следует считать заслугами Покровского, что — ошибками, а что — преступлениями.
